Итак, значиться, был такой в цехе юноша по имени Витя. Росту большого. Веса тоже. Ума – не очень. Потом мастером смены стал, когда техникум закончил. А в техникум пошел он потому, что работать не особо любил. Всё чаще где-нибудь зашкериться норовил, несмотря на то, что с выработки ему зарплату-то платили. В отличие от нас, школьников, которым по любому больше положенной сотни за этот месяц практики не светило. Так что, нам простительно было валять дурака. А ему не очень. И гоняли его мастера, и наказывали. Ничего не помогало. Шкерился, и всё тут.
Обед, как положено в приличном цехе, проходил для сурьёзных и суровых барнаульских моторостроителей одинаково. Как только стрелки часов достигали отметки 11-30, уже готовые к бою они рассаживались за столы курилки, доставали домино и начинался азартный поединок пара-на-пару. Азарта добавляло то, что по правилам, установленным на нашем участке, та пара, которая в течение тридцати обеденных минут заканчивала пять раз партию на дупель пусто-пусто, именуемый сопливым, или дупель шесть-шесть, звавшийся шершавым, имела право на премию от соперников. В качестве премии выступал литр русской водки, которую нужно было втихую принести на завод, и распить вчетвером. Была ещё одна комбинация, крайне редкая для опытных игроков – завершение партии одновременно и сопливым, и шершавым. Называлось такое окончание влепить генерала, и премировалась тем же самым образом. Один генерал – один литр. Разумно, правда?
Но я не об этом. Витёк не играл. Он стремился в обеденный перерыв укрыться где-нибудь от глаз и поспать. А цех, как вы понимаете, не напрасно называется ремонтно-механическим. В нём ремонтировались всякие механические штуки. Соответственно, масло, эмульсии, сложнокомпонентная грязь разного состава и степени оттираемости была в достатке. Для того, чтобы в процессе работы можно было удалить её излишки с рук, чтобы по окончании смены привести в божеский вид станки, использовалась ветошь. Это были отходы швейных производств, коих в городе было немало. Хранилась ветошь в большом, сваренном из листовой стали коробе с крышечкой. Короб периодически перемещался с помощью кран-балки с одного места на другое, для чего у него по краям были приварены кольца. Именно его и облюбовал Витёк в качестве мягкого ложа. А что, короб двухметровый в длину, метровый в ширину и такой же в высоту, закрылся крышкой, мягонько, тепло, станки выключены, свет в глаза не бьёт. Лепота.
Иногда хлопца размаривало так, что даже включившиеся по окончании обеда токарные и фрезерные станки не могли его разбудить. И однажды случилось так, что старший мастер обнаружил момент проникновения Виктора в свою металлическую берлогу. И был несказанно удивлён, когда после возобновления работы тот не вылез, продолжая дремать под рёв и грохот агрегатов от Красного Пролетария. Станки в основном были изготовлены на заводе с таким романтическим названием. Вот честно, уже забыл имя-отчество старшего мастера. А жаль. Лихо он отучил Витьку от темных маленьких убежищ в рабочее время.
Подойдя к коробу, мастер первым делом вставил напильник в проушины крышки, отрезав возможность выскочить из него раньше времени. Потом подвёл кран-балку. Крюками подцепил за кольца, аккуратненько приподнял над землёй, взял большой молоток, размахнулся и…
Когда короб опустили на землю и вытащили запорный напильник, оттуда выскочил совсем другой Витя. Первые полчаса он, конечно, вообще был не Витя-ни-кто-там. Но больше он уже не прятался ни в обед, ни вообще. Даже в домино, говорят, научился играть. Но этого я уже не знаю. Месяц практики-то. Знаю только, что в техникум сразу поступил, чтобы стать мастером и ловить таких же как сам разгильдяев, заставляя их работать…
